Давно уже надо было съездить на могилу матери. Все лето собирался он это сделать. Но, увы, все, как обычно: то заморочки на работе, то садово-огородные страдания, и даже в отпуске не удалось вырваться на кладбище – досталась «горящая» путевка в санаторий на Северный Кавказ, на минеральные воды, которые он так любил. Вы сами-то там когда последний раз были? Да, братцы мои, Кисловодск, огромный парк-лес, гористый рай на нашей любимой кавказской земле. И лермонтовский Демон, сидящий в гроте за решеткой недалеко от галереи божественных минеральных напитков…
В общем, лето стремительно пролетело, заканчивалась уже и осень, скоро снег пойдет, а могилка матери так и стоит неухоженная с весны.
Но сегодня он твердо решил поехать на кладбище. И вот, ступая по мягкому толстому ковру из остро, по-осеннему резко пахнущих разноцветных листьев, идет по узким дорожкам между оградками могил, ищет памятник, что стоит здесь уже без малого двадцать лет. Двадцать лет! Как время-то бежит. А вот и тот самый памятник, едва виднеется между густой, пожухлой растительностью. За соседними могилами, видимо, некому ухаживать, и они давно заросли травой. Виднеются крупные красные ягоды несъедобного ландыша и лежат давно полинялые пластмассовые цветы. Такие же цветы, но чуть поярче, лежат и на матушкиной могиле у гранитного памятника, слегка присыпанные все той же опавшей листвой.
«Да чтоб тебя!» — выругался он, раздосадованный на самого себя. – Как же я забыл купить новые цветы!» Но юдоль скорби – не то место, где можно ругаться. Вздохнув, он достал из захваченного с собою из машины пакета веник и совок и начал сгребать в мешок для мусора листья, хвою и ветки, накопившиеся на дорогих его сердцу четырех квадратных метрах за прошедшие полгода.
Убираясь, он взглянул на лицо матери, смотревшее на него со слегка потрескавшегося овала фотографии на памятнике. Надо бы поменять. Но вот ведь какая незадача! Матушка так не любила это фото при жизни – говорила, что здесь она не похожа на себя. А вот когда умерла, ничего лучше найти для памятника так и не смогли. Поджатые губы, пронзительный взгляд… Смотрится, как строгая учительница. Она и в самом деле была строгой, твердой женщиной. Когда его провожали в армию, слезинки не проронила: раз надо, сын, значит, надо, иди защищать родину. А сына, между прочим, увозили служить за пять тысяч километров от родного дома…
В воздухе бесшумно закружились первые снежинки. Надо поторопиться, пока не пошел настоящий снег, еще немного осталось. Он продолжал работать веником и вспоминать.
Вот ему шесть лет, некоторые друзья со двора уже собираются этой осенью в школу, чем ужасно гордятся, а ему еще целый год до первоклассника. Обсуждению этой темы и был посвящен оживленный диалог в песочнице, который вела шумная ватага местных дворовых мальчишек. И вдруг он увидел маму. Она шла с работы, в светлом летнем платье, с модной прической и сумочкой, такая вся молодая и красивая, что он, несмышленыш, даже почувствовал гордость за нее. Ведь он видел и других мам, толстых и некрасивых. Мама сделала приветственный жест рукой всей его мальчуковой компании и зашла в подъезд. Значит, скоро будет вкусный ужин. Мама всегда готовила замечательно.
Сколько же ей было тогда лет? Надо посчитать. Тридцать два года, или, нет, тридцать три? Да, точно, тридцать три. А ведь сейчас он уже гораздо старше ее тогдашней, намного старше.
Боковым зрением он увидел, как что-то, точнее, кто-то промелькнул за его спиной. Он обернулся. Шустрая белка с большим пушистым хвостом, уже вся серенькая, готовая к зиме, проскакала между памятниками, держа в зубах нечто съедобное. Наверняка стащила с какой-нибудь могилы. Такой уж у нас языческий обычай, не вытравленный тысячелетием христианства – оставлять угощение на могилах то ли для богов, то ли для духов предков. Кажется, это называлось тризна. Ну, помяни, родная белочка, усопших, и матушку тоже помяни. Он и сам несколько конфеток припас, и теперь, приведя могилу в порядок, положил на гранитное основание памятника это нехитрое угощение.
Пожалуй, на сегодня все, до весны можно не беспокоиться. В апреле, перед Пасхой он приедет сюда снова. А пока остается только взять мешок с мусором и выбросить в контейнер по пути к машине. Но почему-то уходить с кладбища не хочется. Здесь тихо, спокойно и даже по-своему комфортно. Все земные дела тут давно оставлены позади, а впереди только Тишина и Вечность. Да, прав был ветхозаветный пророк Екклесиаст: «Сердце мудрых в доме плача, сердце глупых в доме веселья». И этой мудрости с каждым прожитым годом накапливается все больше…
Он сел в машину, хлопнув дверью, и в ту же минуту, будто по сигналу, с неба густо повалились крупные снежные хлопья, начав постепенно укрывать зябнущую землю от неизбежных грядущих холодов. «Вот и хорошо, успел до снега!» — подумал он и повернул ключ зажигания. Двигатель приятельски заурчал.
Он приедет сюда через полгода, обязательно. Когда этот молодой падающий снег окончательно состарится и умрет.
2021